Тут он ошибался – мы были уже все совершеннолетними…
Некоторое время он стоял на крыльце, а у меня тем временем затекли руки и ноги, но я боялся пошевелиться. Мои же легкомысленные сотоварищи вместо того, чтобы отойти подальше и затаиться в полной тишине, отошли метров на двадцать и теперь гомонили вовсю. Я слышал, как кто-то сказал: «Монасюка нет где-то…», ему поддакнули в такт: «Точно, нету… Надо подождать его».
Про себя я выразился по их адресу крайне грубо и нелицеприятно – ну надо же быть такими тупыми! Ну раз все тихо, а меня нет, значит, я доделываю то, что они не закончили – неужели неясно?
Но видно, в конце концов кто-то сообразил, что к чему и шум стих. Хозяин постоял некоторое время, прислушиваясь, и, убедившись, что злоумышленники ушли, вошел в дом, закрыв за собой дверь сенок.
Подождав минут пять, я тихонько встал и на цыпочках, стараясь не наступить на сухую ветку или какой-нибудь там сучок, подошел к дому и черенком стоявшей снаружи у сенок лопаты подпер дверь.
Затем также осторожно я направился в огород.
Своим кривым садовым ножом, который перед сегодняшним «походом» я сунул в карман, я принялся осторожно срезать ветки черемух и яблонь. Поднеся к плетню несколько охапок, я тихонько свистнул, подзывая ребят.
Я передавал им охапки пряно пахнувших молодыми цветками веток и все не мог понять, чего они буквально давятся от хохота.
Причину этого я уяснил, когда на вопрос Светки: «Все?» я ответил: «Да!»
– Не лезь через плетень, – прошептала, зажимая рот, чтобы не расхохотаться, наша предводительница. – Пройди чуть вправо – там дырка!
Я прошел вправо и обнаружил в плетении хворостин отверстие, пролом, точно повторяющий контуры человеческой фигуры.
Я ничего не мог понять, но прежде чем воспользоваться проходом в ограде, тихонько вернулся к дому и, прислушавшись и убедившись, что хозяева спят, убрал от дверей лопату.
Пробравшись сквозь дыру, я попал прямо в гущу хохотавших одноклассников. Причина смеха выяснилась сразу.
– Откуда дыра? – спросил я Светку. – Не было же пролома, когда мы пришли!
– А он не один, там еще одна такая же дырка…
Оказывается, после первого выстрела, когда все бросились к плетню, Чернявский и Каминский оглянулись и увидели целившегося, как им показалось, прямо в них хозяина дома. И тогда они ломанули напрямик, пробив, словно пушечные снаряды, плетень насквозь.
И молчали от стыда. Пока ребята не подошли, чтобы «принять» от меня охапки веток и не увидели дырки.
И сразу все поняли, вспомнив треск, с которым выбирались из огорода-западни некоторые из них…
Когда до меня дошло, я согнулся пополам и вынужден был ухватиться за ствол росшего у дороги деревца, чтобы не свалиться на землю от хохота.
Однако назавтра, перед экзаменом, еще больший смех вызвал рассказ Пелютина из параллельного «Г» класса.
Оказывается, они тоже пошли на охоту за цветами. И то, что произошло в результате с одним из них – Колькой Бравиным, ни в какое сравнение не идет с нашим происшествием.
Они нашли отличный объект – участок, весь засаженный яблонями, причем многие из них уже дали цвет. И не стали искать другого объекта – как сказал «гэшник» Пелютин, «дом, блин, здоровый, с крышей из белого железа. И ограда – высокая, метра два, из новых досок! Куркуль, сука, такого наказать не жалко!»
И они решили «наказать куркуля», обломав садовые деревья.
А чтобы было безопасно преодолевать высокий забор, перелезать его решили на задах дощатого сарая – между его задней стенкой и забором было расстояние примерно метра полтора, и из дома это место не просматривалось.
Кто же знал, что в сарае находилась баня!
И вот Бравин полез первым через забор. Все стоят и ждут, пока он перелезет и «даст отмашку» – мол, можно! Все в порядке!
Бравин залез на крепкий, устойчиво сбитый забор, всмотрелся в темноту внизу и, ничего не разглядев, сначала повис на той стороне на руках, потом руки разжал – и раздался звук, похожий на хлюпанье. А потом – громкий и сочный мат, вслед за чем над забором показалось грязное, с дико выпученными глазами лицо Кольки. Когда он на этот раз как-то быстро и сноровисто вернулся назад, на э т у сторону забора, он был весь в грязи и каких-то ошметках мыльной пены.
Оказывается, спрыгнув, он оказался на той стороне точнехонько в выгребной яме, куда текла вода из бани. В кою он и погрузился весь, с головой.
Народ хохотал так, что наша «классная» Зинаида всерьез выразила опасение, сможем ли мы сегодня сдавать экзамен, то есть писать сочинение.
Но все обошлось. Еще как смогли! И вот представьте картину – наш класс перед началом.
Все три стола для комиссии, стоявшие в линейку возле доски были уставлены банками с ветками сирени, черемухи, яблони. Цветы пахли, аромат стоял в классе – убойный!
И когда члены комиссии вскрыли пакет с темами сочинений, когда на досках написали эти темы и разъяснили нам наши права и обязанности, а также напомнили, к а к выполнять экзаменационные работы, мы открыли тетради и приготовились писать. И с этого момента члены комиссии могли увидеть первые три парты каждого ряда только, если они вставали с мест и вытягивали шеи.
А как же иначе? Высокие, до полуметра, ветки, стоявшие в более чем десятке трехлитровых стеклянных банок, надежно ограждали нас от придирчивых взглядов экзаменаторов…
Вы скажете – они что, дурные? Не могли догадаться и убрать банки?
Ну, не знаю! Помню точно лишь, что цветы так и простояли все шесть часов, пока мы писали наши сочинения. И все, кто хотел списать что-нибудь из учебника, списали, только я вот сейчас думаю, что почти все писали работы честно! А эти все наши манипуляции больше смахивали на игры – традиция такая! Как бы особый шик – если на экзамене можно было безнаказанно «сдуть»…
Я честно написал свою работу «Образы героев-молодогвардейцев по роману К. Фадеева «Молодая Гвардия», получил пятерки по языку и литературе, и начал подготовку к следующему экзамену.
Июнь в этом году стоял жарким, и мы за день раза три ходили на озеро купаться.
Обычно либо я звонил Миуту, либо Миут – мне: пошли обкупнемся! И мы, взяв полотенца, шли на озеро.
Как я говорил, озеро располагалось прямо в центре. Наш Бродвей – улица Центральная, как раз и проходила по берегу озера и заканчивалась развилкой – одним поворотом к нашей школе, а вторым – асфальтовой дорожкой (опять же по берегу) прямо к кинотеатру «Победа» и нашему школьному стадиону.
А от нас с Миутом идти до озера было минут семь – максимум! И мы, обкупнувшись, тут же переходили через Центральную и оказывались в парке, под высокими кленами: ограды у парка со стороны озера не было. Мы сидели некоторое время, перекуривали, а вокруг нас была приятная прохладная тень от деревьев. А если по кронам время от времени пробегал ветерок, и на нас веяло от озера влажной прохладой, было вообще здорово!
Иногда после обеда к нам приходили Надька и Нелька. Им тоже надоедало «зубрить», и они хотели передохнуть и развеяться. И тогда мы шли купаться вчетвером, а после этого заходили в магазин, покупали конфеты, и шли ко мне или к Валерке пить чай с конфетами.
А потом снова расходились по домам – учить билеты.
На Бродвей мы почти не ходили – некогда было.
А вот Варька Рукавишникова на озеро купаться не приезжала – у них возле Заготзерна были искусственные пруды, там она вместе с поселковой молодежью и купалась.
Омывала, значит, в водах свои красивые ноги. Поскольку летом капроновых чулок не носила.
А лейтенант – ничего, оклемался, на инвалидность не ушел. При встрече со мной и Миутом он отворачивался. А вот с Рукавишниковой он точно больше не встречался – иначе мне бы наши шепнули…
Следующий экзамен – «математика письменно» – я по определению честным путем «на отлично» сдать бы не смог.
Я напрягал память, стараясь вспомнить, как я сдавал этот экзамен тогда, в прошлой жизни? И ничего вспомнить не мог! Ну, ничего не приходило на ум – как отрезало!
И мне пришлось обратиться к маме, потому что я не без оснований подозревал, что за сдачей мною экзаменов наблюдают из райкома – в 1966 году слово первого секретаря райкома партии было законом, а значит, содействие мне в какой-нибудь форме окажут!
Так что утром перед экзаменом мама мне сказала, что мне необходимо в соседнем пустом классе оставить в последней парте задачник по алгебре с листком экзаменационного задания. А потом забрать задачник обратно.
Через час после начала экзамена, как только первый же наш ученик попросился выйти, я следом за ним также получил разрешение, и, зайдя в пустой соседний класс, положил в задачник, который я занес сюда еще утром (чтобы обозначить место!), листок с переписанным мною заданием.